X. Хартманн. "Эго-психология и проблема адаптации"

Неудача осознания того, насколько ограниченно влияние интеллекта на деятельность всей личности, временами приводила к описанию целиком рационального человека (в только что определенном и узком смысле) в качестве идеала, образца здоровья. Этот идеал напоминает те карикатурные концепции психического здоровья, которые мы наблюдаем у наших пациентов в ходе анализа. Так как все те сравнительно стабильные формы реакции, которые мы называем чертами характера, включают в себя иррациональные элементы — даже отдельно от решений относительно средств и целей, которые они могут подразумевать, — этот идеал рационального человека является идеалом "человека без качеств" (если позволительно использовать название широко известного романа (Мюзил, 1930,1932) в ином смысле). Опыт показывает, что здоровый и проанализированный человек далек от такого "идеала". Если мы вспомним, что говорили выше о синтезе и ранговом порядке, то придем к совершенно иной картине: оптимальная роль обдумывания средств и целей в адаптации определяется зрелостью, силой и структурой эго.

Почему же эта картина столь искажена? Потому что в ней одна способность заняла место всех других ментальных функций. Картина станет гораздо человечнее, если мы предположим, что интеллект обладает организационной функцией, а не замещает все другие функции. На определенном уровне развития интеллект начинает осознавать собственную роль как одной из функций среди других, видит собственную активность в правильной перспективе среди других ментальных тенденций (и таким образом преодолевает рационалистический предрассудок, который путает ценность, приписывая ее рациональному поведению, с подлинной эффективностью рационального поведения). Лишь после того, как такое расширение осознания ставится на службу действию, интеллект действительно служит высшим синтетическим и дифференцирующим функциям эго. Однако эта форма синтеза не является концептуально идентичной с тем, что обычно называют "рациональным". Это включение других ментальных функций в план мысли и действия эго является образцом его общей антиципаторной функции, которая включает знание отношений человека как к окружающей среде, так и к своей внутренней жизни. До психоанализа функционирование интеллекта в чистом виде на этом уровне было невозможно, и мы можем сказать, что эволюция интеллекта впервые создала в форме психоанализа средства по достоинству оценить эту задачу. Допсихоаналитические подходы к "рациональности" имели главный (биологический и социальный) недостаток в том, что принимали в расчет лишь сознательные интересы эго. "Рационализации" в этом смысле — который отличен от психоаналитического значения этого термина — должны быть, однако, в некоторых отношениях менее адекватными, чем нерациональные, "направляемые по определенному руслу" достижения адаптации, которые до определенного момента гарантируют равновесие всей личности. История нашего времени предлагает много примеров для доказательства правомерности этой связи. В действительности, однако, психоанализ делает возможным синтез и дальнейшее развитие форм адаптации, хотя я не могу обсуждать здесь степень, до которой общество готово или не готово использовать этот инструмент.

Функционирование интеллекта на этом уровне может иметь два вида последствий: вести к лучшему овладению средой (например, учитывать природу других людей, то есть совершенствовать свое умение объективизировать) и, что особенно важно, к лучшему контролю над самим собой. Историческое развитие выдвигало на передний план то одну, то вторую из этих задач в качестве цели. В настоящее время многие согласятся с тем, что второй из этих задач слишком пренебрегали. Карл Манхейм (1935) исследовал взаимные воздействия рациональности социальной структуры и рациональности действий индивида. Он мастерски показывает, что индустриализация, с одной стороны, ведет к возрастающей "рационализации", а с другой, через "массификацию", ко всей той иррациональности, которая имплицитно присутствует в массовой психологии. Можно предположить, что возникновение психоанализа в данный исторический момент связано с этими развитиями, но здесь мы не можем проследить эти связи дальше. Очевидно, в определенные моменты истории эго не может более справляться с окружающей средой, в особенности не может совладать с той средой, которую создало оно само: средства и цели жизни лишаются своей упорядоченности, и тогда эго пытается выполнить свою организующую функцию посредством усиления проникновения в свой внутренний мир. Когда это состояние является выражением коллективной эго-слабости, а когда оно обусловлено вышесредней нагрузкой на эго со стороны окружающей среды — вот вопросы, которые мы здесь обойдем. Р. Велдер (1934а) высказал предположение, что аллопластическое развитие нашей цивилизации было столь велико, что теперь оно должно быть уравновешено аутопластическими изменениями, и психоанализ может содействовать осуществлению этих изменений, которые смогут адаптировать человека к его новой среде.

Эти соображения заставили нас расширить концепцию "рациональности", так что она становится эквивалентна организующей функции. Эта более широкая концепция рационального поведения является гораздо лучшей мерой биологически и социально целенаправленного поведения, чем более узкая концепция, которую мы обсуждали первой. Я полагаю, что знаменитое утверждение Фрейда "Там, где было ид, должно стать эго" часто понималось неправильно. Оно не означает, что когда-либо существовал или сможет существовать человек, который всецело рационален; оно подразумевает лишь культурно-историческую тенденцию и терапевтическую цель. Нет никакой опасности, что ид когда-либо "иссякнет" или что все эго-функции могут быть сведены к интеллектуальным функциям. Говоря о "примате интеллекта", мы имеем в виду "примат регуляции со стороны интеллекта", подразумевающий, что регуляция со стороны интеллекта занимает первое место среди регуляторных факторов эго, а не то, что все другие ментальные функции могут или должны быть заменены интеллектом.

Фрейд (1932), выразив надежду, что в конечном счете интеллект придет к руководству умственной жизнью человека, продолжал: "Сущность разума служит порукой тому, что тогда он обязательно отведет достойное место человеческим чувствам и тому, что ими определяется" (р.234). Фрейд использовал термины разум, интеллект, научный дух как синонимы в этом контексте. Но, возможно, нам следует на первое место поставить термин "разум" в том смысле, в каком он используется здесь

Фрейдом, ибо организующая функция, которую мы рассматриваем, отличает разум от "понимания смысла", от каузального мышления и т.д.

Решающим для эго является то, что оно может использовать рациональные регуляции, одновременно принимая во внимание иррациональность других ментальных достижений. Рациональный план должен включать иррациональное как факт. (Хотя здесь мы противопоставляем рациональное и иррациональное, мы осознаем, что эта антитеза относительна). Антропоморфическое и иррациональное мышление может быть плодотворным даже в сфере научного мышления; и наоборот, потребность в рациональности может быть симптомом или защитой и т.д. в патологических случаях. Это — как хорошо известно — может также быть случаем с вынужденным обращением к реальности). Таким образом, мы приходим к инсайту, что тенденция психоанализа к просвещению должна необходимо релятивизировать рационалистическую доктрину просвещения. Даже поверхностное размышление покажет, что основы психоанализа как терапевтической процедуры действительно подразумевают эту связь между принятием во внимание рациональных и иррациональных элементов.

<<   [1] ... [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] ...  [27]  >>