X. Хартманн. "Эго-психология и проблема адаптации"

Некоторые философские школы также приписывают важную роль биологической функции мышления и его адаптационно-вспомогательному отношению к действию, но их точка зрения на взаимоотношения между "истинным" знанием и его биологической ценностью отлична от представленной здесь. Прагматизм, например, не считает само собой разумеющимся, что согласие с реальностью является критерием валидности определенных утверждений и что эффективное мышление является основой для способствующих выживанию действий, но в определенном смысле утверждает обратное: "Человек, когда он следует признанной истине в своих действиях, имеет успех, потому что первоначально эта "истина" была порождена успехом его действия", — говорит Зиммель (1922) в одном из своих ранних исследований. Таким образом, он выводит истину и ложь — и концепцию истины в целом — из адаптивной функции мышления. Эта точка зрения определенно поднимает проблему для биологической эпистемологии, но является лишь периферийной для нашего исследования, к которому мы теперь вернемся.

В ходе психоанализа функции интеллекта представляются, как правило, в ином свете по сравнению с этой попыткой изолировать их. В целом у нас нет оснований для отделения интеллекта от сети взаимоотношений в жизни индивида. Мы рассматриваем как типические, так и индивидуальные перемены инстинктивных влечений в качестве потенциалов и ограничений для знания; мы считаем интеллектуальные достижения одновременно и орудиями решения конфликта и орудиями рационализации и рассматриваем их в связи с требованиями внешнего мира и суперэго и, конечно, в их взаимодействии с другими функциями эго. Анализ внутренних запретов, неврозов и в особенности психозов познакомил нас со всеми степенями расстройства различных функций интеллекта; и хотя тяжелые степени расстройства случаются только в психозах, более мягкие, по большей части временные и обратимые, формы расстройств часто имеют место при других психических заболеваниях. Каждая из упомянутых функций может быть нарушена: селективный контроль, временная перспектива, проверка реальности, овеществление, абстракция, способность к отсрочке (Старке, 1935) и так далее. Специфическая неудача адаптации соответствует расстройству каждой из этих функций.

Позвольте мне, отклоняясь от темы, сказать несколько слов о природе мышления в психоаналитической ситуации, где главным объектом рассмотрения является сам субъект. Поскольку субъект всегда является средством действия, даже когда он становится объектом действия, мышление по существу выполняет ту же самую функцию в психоаналитической ситуации, что и в направлении внешнего мира. Психоаналитическая работа показывает, что глубинное понимание чьего-либо поведения зависит от ассимиляции бессознательных наклонностей (как эго, так и ид). Нунберг (1937) убедительно показал, что синтетическая функция эго направляет эти процессы ассимиляции. Защиты (типично) не только удерживают мысли, образы и инстинктивные влечения вне сознания, но также препятствуют их ассимиляции посредством мышления. Когда преодолевается сопротивление защитных процессов, тогда психические элементы, против которых было направлено сопротивление, и определенные связи этих элементов становятся доступными воспоминанию и реконструкции. Интерпретации не только помогают восстанавливать зарытый материал, но должны также устанавливать правильные причинные отношения, то есть, причины, диапазон влияния и эффективность этих переживаний в отношении к другим элементам. Я подчеркиваю это здесь, потому что теоретическое исследование интерпретации часто ограничивается теми случаями, которые связаны с появлением воспоминаний или соответствующими реконструкциями. Но для теории интерпретации даже более важны те случаи, в которых устанавливаются причинные связи элементов и критерии для этих связей. Мы не можем предположить, что способы, которыми дети связывают свой опыт и которые позднее становятся сознательными в ходе психоанализа, могут удовлетворять требованиям зрелого эго, не говоря уже о требованиях суждения, которое было обострено психоаналитическими средствами мышления. Это справедливо в целом, а не только по отношению к защите посредством изоляции. Простое репродуцирование воспоминаний в психоанализе может поэтому лишь частично исправить отсутствие связи или некорректную связь элементов¹⁷. Здесь вступает в игру дополнительный процесс, который справедливо может быть описан как научный процесс. Он открывает (а не повторно обнаруживает), согласно общим правилам научного мышления, правильные взаимоотношения элементов между собой. Здесь теория интерпретации касается теории умственных связей и в особенности отличия между смысловыми связями¹⁸ и причинными связями (ср. Хартманн, 1927). Я определенно не согласен с часто высказываемой идеей о том, что бессознательному вообще "все это известно" и что задача заключается лишь в том, чтобы сделать это знание сознательным, устранив защиту.

¹⁷ Подробней об этом см. "Technical Implications of Ego Psychology". Psa. Quart., 20:31—43, 1951.

¹⁸ "Смысловые связи" — перевод verstündliohe Zusammenhänge, в смысле Дильтея, Ясперса и "verstehende Psychologie" Шпренгера.

Инфантильные амнезии и забывание людьми опыта психоанализа после его завершения хорошо демонстрируют, что здоровые люди также склонны скрывать свою внутреннюю жизнь от самих себя. Мы знаем, что это может, но не обязательно, стать причиной расстройства. Самообман может иметь место вследствие неправильного самовосприятия или мышления. В целом мы используем термин самообман, лишь когда субъект становится предметом самопознания, а не рассматривается просто как познающий субъект. Имеют место как типические, так и индивидуальные самообманы. Каждый случай самообмана также сопровождается неправильным суждением о внешнем мире. Психоанализ систематизировал эти самообманы и может исцелять их. И действительно, значительная часть психоанализа может быть описана как теория самообманов и неправильных суждений о внешнем мире. В ходе психоаналитического процесса человек учится смотреть в лицо собственному психическому содержанию как объекту опыта и осмысления и видеть в нем части причинной сети. Таким образом, психоанализ является наивысшим развитием мышления, направленным на внутреннюю жизнь, так как он исправляет и регулирует адаптацию и приспособление (со всеми биологически значимыми последствиями для индивида, которые здесь подразумеваются).

Теперь мы от общих взаимоотношений между мышлением и адаптацией переходим к проблеме рационального действия. Мое вынужденно схематичное представление будет особенно неполным перед лицом большого количества проблем, с которыми мы здесь сталкиваемся¹⁹. В психоанализе мы часто говорим о рациональном поведении: как противоположности невротическому поведению, как мере нормальности, как дели терапевтических усилий, как цели образования и т.д. Так как мы также используем понятие адаптивного поведения в качестве такой же цели и меры, его отношение к рациональному действию становится для нас важным.

<<   [1] ... [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] ...  [27]  >>