X. Хартманн. "Эго-психология и проблема адаптации"

Те формулировки, на которые мы ссылались выше, подразумевают, во-первых, обычную вещь — человек здоров, если его поведение "адекватно" в каждой ситуации; проблема, однако, заключается в установлении того, что в данных психических состояниях, не подлежащих изменению по желанию, даст наилучший шанс для достижения адекватности. Возможно, эти формулировки также подразумевают, что решения должны использовать взаимоотношения средств и целей объективно корректным образом, что они должны быть рационально мотивированы. Но мы уже видели, что не следует использовать слово "рациональный" в качестве магического, то, что оно обозначает, не выше целенаправленности, оно также не говорит что-либо о самих задачах, о том, что эго может делать и что нормальное эго должно быть способно делать. Логический инсайт определенно является лишь одним из регуляторных факторов. Автоматизмы устанавливают дополнительную преграду на пути достижения критерия психического здоровья: нормальное эго должно быть способно к контролю, но оно также должно быть способно к долженство ванию; и этот факт, не свидетельствующий об уменьшении силы эго, необходим для его здоровья. Сходным образом нормальное эго должно быть способно временно приостанавливать даже свои самые сущностно важные функции. Примером этого является так называемая "утрата эго" при интенсивном сексуальном возбуждении, патологические формы которой клинически известны как тревога относительно утраты эго в оргазме (ср., например, Фенихель, 1937а). Мы заключаем, что нормальное эго способно уступать долженствованиям. (Этому сродни отдавание эго свободным ассоциациям в ходе психоанализа. В этом случае приходится научиться эго-контролируемому приостановлению определенных функций эго; известно, что дети не могут этого делать). Мы не недооцениваем "свободно подвижной функции эго" — одного из наших лучших помощников в терапевтической работе, — говоря, что эго не должно уравниваться с одной из своих функций²⁴, в данном случае с гибким мышлением и действием; что здоровое эго думает и действует гибким образом, но не исключительно таким образом; кроме того, что у здорового человека превосходящие по классу функции эго определяют, когда эго может целенаправленно использовать автоматизмы; и наконец, что на службе регуляций эго даже высоко развитые достижения должны временно приостанавливаться. Эта превосходящая по классу функция очевидно представляет то, что может быть названо "центральной регуляцией" или, возможно, "целевой структурой" (ср. с. 104 относительно целей и средств).

²⁴ Относительно пристрастных концепций эго, см. "Psychoanalysis and Developmental Psychology". The Psychoanalytic Study of the Child, 5:7—17. New York: International Universities Press, 1950; и "The Mutual Influences in the Develpment of Ego and Id". The Psychoanalytic Study of the Child, 7:9—30. New York: International Universities Press, 1952.

Каково отношение этих автоматизмов к принципу удовольствия и навязчивому повторению? Очевидно, эти сравнительно ригидные аппараты часто увековечивают нечто, что однажды было приятным, что решало задачу или устраняло расстройство, или что-либо подобное. Мы уже подчеркивали, что формульное сокращение по сути благоприятствует отношениям реального существования. Возможно, что эти "принципы" — как мы их понимаем — лишь приводят в действие пусковой механизм канализированных действий и методов мышления (так как они были структурализированы), но не регулируют их последующее течение. Так как автоматизированные процессы являются повторяющимися, можно подумать, что они некоторым образом связаны с навязчивым повторением. Эта координация будет даже очевидна, если мы — подобно Александеру (1925) — назовем каждое повторение успешного овладения навязчивым повторением. Импликация примеров Фрейда (1920) навязчивого повторения, однако, иная. Согласно Фрейду, фиксирующий фактор навязчивого повторения находится вне принципа удовольствия, не принимает во внимание принцип удовольствия. Повторение переживаний в более узком смысле должно, возможно, отличаться от повторения методов решения. Определенно имеются повторения, которые следуют принципу удовольствия, и поэтому мы не должны принимать каждое повторение за выражение навязчивого повторения. Имеют место фиксации на ситуациях удовлетворения, а также на травмах.

Согласно Нунбергу (1937), прямое наблюдение детей показывает, что "постоянная борьба между задерживающими тенденциями навязчивого повторения и голодом по новым впечатлениям мало-помалу приводит к овладению реальностью. В ходе этого процесса навязчивое повторение постепенно отступает на задний план" (р.171). Но здесь мы должны учитывать различие между двумя видами "повторения": во-первых, постоянным повторением маленьким ребенком одного и того же действия и повторным проигрыванием одной и той же ситуации; во-вторых, в данный момент нас интересующей автоматизацией действий и мышления, в результате которой определенные задачи всегда решаются одним и тем же или очень схожим образом. Эти два вида повторения могут сливаться в некоторых типах поведениях, но они могут также проявляться раздельно и часто так и бывает. Первый из них играет важную роль в исследованиях ребенка психологами и подвергается интересному психоаналитическому исследованию Шпицем (1937), который показывает, что этот тип повторения идет на убыль около шестого года жизни, что он появляется позднее лишь при определенных условиях (цикличность и т.д.) и что эта убыль связана с прохождением эдипова комплекса. Мы можем предположить, что в этих повторениях часто переплетены навязчивое повторение и принцип удовольствия, как это продемонстрировал Фрейд на примере игры ребенка. Одним из работающих здесь факторов является знакомое активное повторение пассивных переживаний. Шпиц оставляет открытым вопрос о возможности связи с навязчивым повторением и подчеркивает достижение удовольствия и избегание боли (цепляние за знакомое, которое не грозит болью, и избегание нового и угрожающего). Объяснение повторения как сберегающего расход энергии очевидно недостаточно во многих случаях. Хорошо известный пример Гернсея, цитируемый Шпицем (1937), типичен: ребенок одиннадцати месяцев спотыкается в своей кроватке и сильно ударяется лбом; после нескольких минут громкого плача он продолжает биться лбом в течение примерно получаса. К. Бюлер (1928) объясняет такие случаи "упражнением функции". С биологической точки зрения, то есть с точки зрения возможной адаптивной значимости, это объяснение не может быть отвергнуто; однако с психологической точки зрения мы можем и должны к этому добавить — как показал Велдер (1932) — еще одно объяснение — навязчивое повторение.

Эвристический потенциал психологического анализа в связи с этой биологической сферой адаптивных функций и регулятивных принципов я рассматривал выше в другом контексте. Психоанализ определенно не имеет возражений против концепции К. Бюлера (1929) "удовольствия в функционировании" (то есть, удовольствия, неотъемлемо присутствующего в деятельности, каковы бы ни были ее цели и последствия, по контрасту с удовольствием удовлетворения). Действительно, Фрейд довольно рано (1905а) принял в расчет эту форму получения удовольствия: "Когда мы не используем наш психический аппарат для получения необходимых удовлетворений, тогда мы позволяем ему работать, чтобы получать удовольствие от его активности". Но даже эта концепция удовольствия от функционирования недостаточна для объяснения феноменов повторения детства.

<<   [1] ... [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27]  >>