А. Кемпинский. "Меланхолия"

В 1233 г. папа Григорий IX учреждает инквизицию, которая окажет в будущем фатальное влияние на судьбы душевнобольных. Однако несмотря на усиление веры в демонологию появляются предвестники эмпиризма. Роджер Бекон (1210— 1294) считает умственное расстройство естественной болезнью. Он разделяет знания «внешние» — эмпирические и «внутренние» — мистические. Витело, уроженец Шленска (XIII в.), в своем трактате «De natura daemonum» различает симптомы (apparitiones), причины которых находятся в самом больном, и разделяет их на demones frenetici, melancholia, epileptici, а также «истинных» демонов, согласно средневековой демонологии.

В начале XIII в. возникают первые медицинские университеты и факультеты в Европе. В 1231 г. Фридрих II Гогенштауфен своим указом обязал желающих заняться лечебным ремеслом проходить пятилетнее обучение медицине со сдачей экзаменов в салернской школе.

Меланхолия в средневековье. Отношение церкви в средние века к психическим больным

Как пишет Александер (19, стр. 50—53), отношение к психическим больным в средние века было гуманным и церковь окружала их заботой и вниманием, а светские взгляды, как это следует из тогдашней художественной литературы, были в этом отношении более реалистичными и нередко предполагали психогенную природу психических заболеваний.

Например, Ивэйн, герой средневекового романа, впадает в психоз под влиянием несчастливой любви, а излечивает его от недуга новая любовь. Таким образом, данный сюжет можно рассматривать как концепцию психоза, вызванного эмоциональным стрессом и излеченного благодаря счастливому повороту судьбы.

Боэций (погибший в 524 году по обвинению в измене) впадает в «letarg», хотя описание его страданий соответствует тогдашнему представлению о меланхолии (94, стр. 584).Это объясняется тем, что со времен Аристотеля, произведения которого были известны Боэцию, меланхолии придавался высокий нравственный статус и (в то же время) двойственное значение. В ней также обнаруживалось активное начало. Она помогала в размышлениях, вела к мудрости и наделяла пророческими способностями. В такой ситуации, утверждал Боэций, музы поэзии, которые старались его утешить, были бессильны. И только муза философии становится врачом его духовных страданий.

Схоластик Вильгельм Овернский (XIII в.) утверждал, что слишком глубокие размышления о сверхъестественных явлениях могут довести меланхолических особ до расстройства рассудка. Но даже в этом случае они сохраняют дар вдохновенного пророчества. Некоторые святые нередко стремились к полному безумию, которое приносило с собой спасение души, поскольку если до болезни человек был справедливым и добрым, то во время болезни нельзя было лишиться этих добродетелей, так как невозможно грешить будучи безумным. А если до этого человек был грешником, то во время болезни его вина по крайней мере не могла увеличиться (380, стр. 73—74).

Таким образом, больные, страдающие меланхолией, в глазах некоторых средневековых моралистов воспринимались как безответственные и невменяемые существа. Данный тезис подтверждается тем фактом, что ни в одном из текстов процессов о колдовстве не встречается термин меланхолия (613, стр. 633).

Реджинальд Скотт (1548) в трактате, защищающем подозреваемых в колдовстве («The Discovery of Witchcraft»), ссылается на то, что многие из подозреваемых в действительности страдают меланхолией. Это является косвенным подтверждением, что меланхолия нередко освобождала от подозрения в колдовстве. Мартин Лютер пишет «Satan est spiritus tristitiae ideo longissime abest a musica» («Сатана является виновником печали и потому держится вдали от музыки»), — выражая тем самым как представление о способе избавления от печали, так и бытующую с древних времен веру в действенность лечения музыкой душевнобольных. Похоже, что в период контрреформации церковь относилась к меланхолии недоброжелательно, видя в ней опасность для веры и добрых обычаев. Закки, личный врач папы Иноккентия X, говорил: «Gaudet humore melancholico daemon» («Дьявол радуется меланхолическому настроению»). А Святая Тереза (1515—1582) утверждала: «Существует множество обличий подобного состояния...; верю, что Сатана насылает его на некоторых людей, чтобы привлечь к себе...; меланхолия в настоящее время является более распространенным расстройством здоровья, чем раньше. Причиной этого является своеволие и распущенность, которые теперь называются меланхолией». Встречались однако и противоположные суждения. Например, уже упоминавшийся ранее Вильгельм Овернский говорил, что меланхолия уводит от земных искушений, а Джеймс Дэй в своей работе «The melancolics souls comfort» пишет, что «никакая музыка не мила настолько Богу, как плач и слезы». (44, стр. 104)

Кодификация средневековой демонологии Михаилом Пселлсом (1020—1105), постановления инквизиции и предписания, касающиеся обследования подозреваемых в колдовстве, изложенные в «Молоте ведьм» (1484) и «Демонологии» Якова I определили правовые границы обвинений в этом грехе и, тем самым, как это не парадоксально, ограничивали злоупотребления. Кроме того, благодаря схоластическому педантизму инквизиторов, исследователям истории психиатрии достался обширный и ценный фактографический материал.

На основании приведенных фактов можно сделать вывод, что упомянутые факторы нередко спасали больных депрессией от преследований инквизиции, однако часть этих больных, страдающих маниями греха и самообвинения, становилась их жертвой.

Сведения о психических больных в процессах о колдовстве достаточно общие и можно подчеркнуть предположение о том, что чаще всего жертвами этих процессов становились страдающие шизофренией и истерией.

Представляется, что меланхолия, хотя отношение церкви к ней бывало порой недоброжелательным, в то же время находилась в более привилегированном положении в сравнении с другими психическими болезнями.

Особой формой депрессии, которую на языке современной психиатрии можно было бы назвать депрессивной реакцией, являлась acedia (716, стр. 102—108). Возникала она из греха лени, отвращения к медитативной набожности. Подобная форма реакции именовалась «монашеской болезнью», а также pusillanimitas (т. е. малодушие) или scrupulositas (289, стр. 261). Проявлялась она как психический стресс и болезненные сомнения в смысле религиозной обрядности, а также как чувство собственной греховности и страх перед наказанием. Роль психотерапевта выполнял исповедник. Этот особый вид депрессивных реакций, связанный с мировоззренческими сомнениями и сомнениями в вере, описывает мистик и аскет Иоанн Креститель как «ночь, когда дух погружен в темноту, а душу угнетает мрак» (558).

Монах Стагирий страдал «безбожием», его посещали мысли о самоубийстве, опасения, что не будет он спасен. И его страдания усиливались из-за того, что он видел, как его товарищи, бросившие монастырскую жизнь, избавились от этих страданий, и сам он их не испытывал пока не стал монахом. Хризостом старается утешить его аргументом, что страдания облагораживают и приближают к Богу. Таким образом, допускается мысль о том, что меланхолия исполняет роль катарсиса (очищения) (380, стр. 75).

Данте осуждает угнетенное состояние духа, помещая меланхоликов в пятый круг ада, а грешники в аду помещаются в более удаленный круг, по мере возрастания тяжести их прегрешений. В пятом круге обитают погруженные в илистую реку смерти Стикс, осужденные за гнев и уныние.

Увязнув, шепчут: «В воздухе родимом,
Который блещет, солнцу веселясь,
Мы были скучны, полны вялым дымом;
И вот скучаем, втоптанные в грязь.
        («Божественная комедия», «Ад», VII, 121—123).

Тем не менее отношение Данте к меланхолии является двойственным, что подтверждается песнью XIV «Ада» (стих 94—109). Вергилий объясняет Данте происхождение рек подземного царства, называет Сатурна «достойным старцем», который правил Золотым Веком, а VII сфера рая является сферой Сатурна («Рай», песнь XXI). Число семь имеет здесь символическое значение, поскольку Сатурн является воплощением седьмого возраста человеческой жизни: старости с ее грузом знаний и страданиями, а также седьмой добродетели — мудрости.

<<   [1] ... [82] [83] [84] [85] [86] [87] [88] [89] [90] [91] [92] [93] ...  [105]  >>