М. Якоби. «Стыд и истоки самоуважения»

Winnicott, D. W. (1958) «The Capacity to be Alone». in The Maturational Processes and the Facilitating Environment, pp. 29—36, London: Hogarth Press, reprinted London: Kamac Books, 1990.

Winnicott. D. W. (I960) «Ego Distortion in Terms of True and False Self», in The Maturational Processes and the Facilitating Environment, pp. 140—52, London:Hogarth Press, reprinted London: Kamac Books, 1990. Winnicott, D. W. (1963) «The Development of the Capacity for Concern», in The Maturational Processes and the Facilitating Environment, pp. 73—82, London: Hogarth Press, reprinted London: Karnac Books, 1990.

Winnicott, D. W. (1965) The Maturational Processes and the Facilitating Environment, London: Hogarth Press, reprinted London: Karnac Books, 1990. Wirtz, U. (1989) Seelenmord, Zlirich: Kreuz Verlag.

Wurmser. L. (1981) The Mask of Shame, Baltimore and London: Johns Flopkins University Press.

Wurmser, L. (1988) «Gedanken zur Psychopathologie von Scham und Ressentiment.» Analytische Psychologie 19 (4): 283—306. Basle: Karger. Zimmer, H. (1938) Weisheit Indiens. Darmstadt: Wittich.

От стыда к Бесстыдству. Лев Хегай

Возьмите грязный осадок со дна кухонной кастрюли и сохраните его, ибо он есть корона сердца.
(Из алхимических трактатов)

Для нас, практикующих психологов, книга Марио Якоби обращается к очень знакомой теме. Неуверенность в себе, заниженная самооценка, некоторая «зажатость» и «закомплексованность», как часто говорят, приводящие к депрессивной подавленности настроения, внутренним страхам, сомнениям, тревогам и трудностям в межличностном общении — все эти симптомы составляют львиную долю проблем, с которыми обращаются за психологической помощью. Конечно, процесс психотерапии на поверхностном уровне всегда выглядит как поиск клиентом некоторой опоры внутри себя, возвращения ценности себя и своей жизни, дарующих ту желанную степень самоуважения и самопринятия, ту нормальную любовь к себе, которая позволит ему сохранять оптимизм и положительный эмоциональный настрой во всех сложных жизненных ситуациях.

Поэтому часто психотерапия окружена ореолом магии, словно психолог — это волшебник Гудвин, некий мастер на все руки, который, если не гарантирует вам недостающие сердце или мозги, то по крайней мере готов выдать вам «зеленые очки» временного счастья.

Имеет ли психология действительно некое «секретное оружие», возвращающее нам утраченный душевный покой?

Если бы мне задали такой вопрос, я бы не стал прибегать к излюбленному психоаналитическому трюку перевода стрелок: «А вы как думаете?» Я бы ответил: «Да, непременно, обязательно имеет».

Здесь я совершенно солидарен с писателем Виктором Ерофеевым, который в интервью, озаглавленном «Кризис вербального искусства или бессилие современного слова» — название с равным успехом подходящее и для психотерапии, остающейся «вербальным искусством» — обозначил свой литературный труд как эстетику мерцания [1].

Все, что пишется — пустые слова, ничего нет, кроме слов, просто абсолютно фанерный принцип. Но с другой стороны я действую еще по принципу, предложенному биологами, когда в бассейн с маленькими утятами вместо матери-утки подпускают большой шар. Они запускают большой желтый шар и утята принимают его за мать.

Вот это и есть для меня мерцающая эстетика. Я конструирую слова таким образом, что они превращаются с одной стороны в бессмысленный шар, который плавает по воде; но с другой, утята, то есть читатели, время от времени воспринимают этот шар как свою мать. Следовательно, они реагируют на него всеми формами эмоций — они хотят получить от него корм, ласку, тепло, защиту. Но я при этом не превращаюсь в мать, я все равно шар.

Мне кажется, что этот отрывок емко резюмирует и как нельзя лучше выражает саму суть психоаналитического подхода доктора Якоби, представленного в этой книге. Во-первых, вы можете заметить, что писатель не верит в то, что он делает, а верит в то, как он это делает. Самим словам, а также стоящим за ними понятиям и идеологическим установкам не придается сверхценного значения. Наоборот, кажется вся постмодернистская культура делает все возможное, чтобы развенчать и принизить власть дискурса. Смыслом же наделяется сам процесс взаимодействия, виртуальный эффект ситуации, интерактивность встречи слова и читателя или, как мы могли бы провести параллель, психолога и клиента. При этом писатель (или психолог) откровенно занимается надувательством — он надувной шар — мимикрия, мираж, иллюзия. Но он творит этот шар только для читателя, вернее, позволяет ему превратить себя в шар, объект фиксаций своих жизненно важных потребностей для такого исцеляющего самонадувательства. Это подобно тому, как доктор Якоби настаивает на необходимости через перенос в психотерапевтическом лечении реактуализировать, проработать и изменить паттерны ранних взаимоотношений клиента, даже настолько ранних, что их существование практически невозможно ни доказать ни опровергнуть, так что остается признать их просто как достаточно соблазнительный вымысел, тешащий интеллект аналитика. Можно заметить, что главную роль в этом процессе играют мыльные пузыри имиджа — какой образ я как аналитик создаю для пациента, какой идеал я воплощаю своим присутствием. (В одном из психоаналитических анекдотов пациентка хвастается своей подруге эффективностью своего надувного психоаналитика — так чудно молчит!) Во многом это будет зависеть от моего искусства самопредставления, от эффектности моего внешнего вида, моего поведения, ауры славы и слухов вокруг меня. Вероятно, для Якоби — музыканта в прошлом, привычного к восхищенным взглядам публики и аплодисментам, такая позиция близка и понятна.

Но конечно, трудно представить, что такими же имиджевыми «надувными шарами» ковалась слава Фрейда или Юнга. В их времена люди гораздо больше верили словам и идеям и искали в психоаналитических теориях «истинного знания», глубоких инсайтов в человеческую природу. В той же степени, в которой Фрейд был страстно озабочен точностью и научной достоверностью понимания вытесненных инстинктов, стоящих за всеми бедами человечества, Юнг поэтически страстно по десятому кругу описывал проекции бессознательных духовных стремлений к целостности и индивидуации. Можно пофантазировать, что же привлекало пациента в те времена в психотерапии. Вероятно, пациент Фрейда восхищался мастерски проведенным дознанием и эффектным разоблачением. Ка-тарсический и театральный характер психоаналитических процедур очевиден. С другой стороны в позиции Фрейда, так сильно выделяющей объективность и рациональность, не зависящие ни от каких моральных и общественных норм, есть что-то общее с социальной критикой. Может быть поэтому психоанализ в советские времена столь привлекал диссидентски настроенных персон. Всегда велик соблазн стать «врачом» в отношении общества, истории или человечества вообще. Юнг же очаровывал пациента шквалом своих энциклопедических познаний в гуманитарной сфере, символическим материалом, который далеко не всякий человек в состоянии знать и тем более переварить. Даже Фрейд признавался в зависти своему ученику, что ему далеко до столь обширных познаний в религии и мифологии. Наверное, пациент мог почувствовать в этом некое незримое, но живое дыхание духа, стоящего у руля индивидуальной судьбы, и пережить если не явное откровение непостижимого, то по крайней мере глубокое смирение, благоговение и укрепиться в своем интересе ко всему таинственному.

<<   [1] ... [55] [56] [57] [58] [59] [60] [61] [62] [63]  >>