М. Якоби. «Стыд и истоки самоуважения»

В процессе индивидуации психическая направленность на цель проявляется в поиске «реализации целостности». В то же время эта задача является утопическим идеалом.

В реальности нет полностью индивидуированных людей. Скорее индивидуация предполагает достижение насколько возможно сознательной гармонии между эго и силами бессознательного, происходящими из Самости и направленными на центрирование личности как целого. Юнг также отмечал, что цель индивидуации важна «только как идея». Для него самым существенным был «опус (труд), ведущий к цели — именно в нем самом и состоит цель жизни» (Jung, 1946: пар. 400). Следующее признание Юнга относится к нашей теме:

Индивидуация имеет два принципиальных аспекта: во-первых, она является внутренним и субъективным процессом интеграции, и во-вторых, она в равной мере предполагает объективные взаимоотношения (Jung, 1946: пар. 448).

Изменяющиеся взаимодействия между эго и внутренними фигурами бессознательного соответствуют отношениям с внешними фигурами нашей социальной реальности. Люди останутся социальными существами, даже если они станут менее зависимыми друг от друга в самоутверждении и чувстве собственного достоинства, более интегрированными и индивидуированными. Пережив эту трансформацию, человек будет способен творчески выразить себя. Он также будет больше доверять своему «внутреннему голосу», подсказывающему, поступает ли он в согласии с самим собой.

Но как все это должно повлиять на тревогу, связанную со стыдом, и на склонность к стыду? На опыте очень сильно. Большая уверенность в себе также означает большую свободу в отношении других — реальные они фигуры или воображаемые. Другими словами, старые паттерны могут измениться и порог стыда может стать более подвижным. Сопровождающая стыд тревога, связанная с тем, как на меня посмотрят окружающие, станет менее интенсивной и мешающей.

Есть еще и другой аспект успешного развития: ослабляется напряжение между фантазией о том, каким я хочу быть, и восприятием себя, какой я есть в реальности. В то же время побуждение к достижению совершенства придает энергию процессу индивидуации.

Попытка выполнить требования эго-идеала создает необходимую мотивацию. Я считаю, что один из самых важных инсайтов Юнга был в различении между совершенством и цельностью или целостностью. Например, он писал, что всякий, кто стремится к совершенству, «должен страдать от противоположных намерений в силу целостности психики» (Jung, 1952: пар. 123). Совершенство исключает все, что является теневым, дисгармоничным и несовершенным. В результате возникает значительное напряжение между стремлением к совершенству и принятием себя реального со всеми своими недостатками. Потакание себе в неразборчивом самоудовлетворении приведет к ситуации бездушной скуки.

Чувства стыда, неполноценности и даже вины, скрытые в таком стиле жизни, должны быть восприняты как сигналы от Самости о том, что блокируется процесс жизни и индивидуации. С другой стороны, только принимая свои ограничения и признавая свои слабости, можно урезонить чрезмерное чувство стыда и вины до его нормальной охранительной функции. Курс психотерапии, стимулирующий индивидуационные процессы, может способствовать облегчению напряжения между желанием совершенства и принятием своей реальной неадекватности. Он может помочь пациенту найти устойчивый баланс.

В этих поисках стыд как охранитель человеческого достоинства играет важную роль. Я думаю прежде всего о той форме стыда, которую Аристотель связал с истинной правдой. Конечно, нельзя точно определить, что такое «истинная правда». Можно лишь говорить, что она отличается от многих форм искусственности и подделок, являющихся частью нашей жизни. Все что мы может сделать — это достичь ощущения нашей внутренней правды, обращаться к ней снова и снова, и всегда оставаться верными ей. Следовательно, речь ведется об этических критериях, а также о сущности процесса индивидуации, посредством которого мы устанавливаем отношения с чем-то большим внутри нас (см. также Beebe, 1992). Стыд в конечном счете, следует рассматривать как охранителя этой внутренней правды, бьющего тревогу всякий раз, когда мы избегаем ее признания или сбиваемся с пути истинного.

На практике всегда следует задавать вопрос, какое значение имеет чувство стыда в каждом конкретном случае. С одной стороны, его можно интерпретировать как серьезное предупреждение из глубин Самости, мотивирующие нас спросить себя: существуют ли для меня реальные причины стыдиться некоторых аспектов своей позиции или поведения? Мне не удается жить в согласии со своими глубинными потребностями? Не является ли это, так сказать, посланием Бога, предупреждающего меня по поводу некоторых фактов? С другой стороны, такие чувства могут проистекать просто от невротической склонности к стыду и указывать на недостаток чувства собственного достоинства, на неспособность принять себя таким, каков я есть. Другими словами, они могут сигнализировать, что напряжение между эго и эго-идеалом по каким-то причинам стало слишком сильным.

Наконец, важно, чтобы аналитик сам сотрудничал с теми частями анализируемого, которые нацелены на удовлетворение более глубоких потребностей его натуры, даже если эти части вынуждены выражаться в симптоме вроде стыда. На практике следует рассмотреть обе возможности, так как для аналитика было бы не только самонадеянным, но и терапевтически не продуктивным поддерживать различные проявления стыда, прежде чем исследовать аналитически, не стоят ли за ними унижающие личность, стыдящие внутренние фигуры. В таких случаях аналитик рисковал бы закрепить подрывающее влияние этих фигур вместо использования интерпретации, чтобы нейтрализовать их. Часто людям из детства анализируемого, внесшим вклад в эти паттерны взаимодействий, не удается построить стимулирующую, поддерживающую обстановку для процессов, направляемых Самостью, создавая вместо этого помехи.

<<   [1] ... [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] ...  [63]  >>