А.В. Толстых. «Наедине со всеми: о психологии общения»

«Папы нет дома», — чеканит в телефонную трубку крошка по просьбе стоящего рядом отца. «Я забыл дома дневник», — басит старшеклассник, глядя в глаза учителю и крепко прижимая к столу портфель, в котором лежит предмет разговора. «Свободных мест нет», — уверенно говорит швейцар ресторана, прикидывая, во что обойдется просителю его желание поесть. Что говорить? Обманывают у нас еще далеко не единицы. С этим надо бороться — и в себе, и в других.

А может ли механизм обмана лежать в основе профессиональной деятельности человека, определять ее содержание и быть чуть ли не методически разработанным? Увы, да. Однако давайте посмотрим, как эти общие положения преломляются сквозь призму практической деятельности психолога.

Вот конкретный прием, получивший название подставной группы. Суть его в следующем. Экспериментаторы предъявляли группе людей, участвующих в опыте, различный стимулирующий материал, например графическое изображение трех отрезков, два из которых разной длины, а третий соответствует одному из них. Спрашивалось: какому из первых двух отрезков равен третий.

Задачка для первоклассников, если она выполняется наедине с самим собой или в присутствии одного экспериментатора.

Однако представьте себе иную ситуацию. Вы прослушали условие задачи и быстро про себя ее решили (причем верно!), но тут начинаются чудеса. Сидящие с вами люди начинают все как один (ибо сговорились!) уверенно называть неправильный ответ. Пока неверный ответ дают два три человека, вы спокойны: видимо, они ошибаются. Но вот заведомую нелепицу повторяют четвертый, пятый, десятый. И тут люди начинают вести себя по-разному: одни, невзирая на мнение окружающих, уверены в своей правоте; другие начинают сомневаться и достаточно часто идут на поводу у группы, повторяя неправильный ответ. Такая способность человека под влиянием других изменять свое поведение с тем, чтобы оно соответствовало поведению окружающих, стремление (чаще всего неосознанное) приспособить свое мнение к их требованиям получило название конформности.

Трагикомические ситуации можно наблюдать, когда опыты по изучению конформности проводятся в детском саду. Здесь уже не надо никого подговаривать, хотя известно, что дети — великие любители такого рода розыгрышей. Достаточно дать всем сладкую манную кашу, а одному ее сильно посолить. Представьте себе маленького «конформиста», который, обливаясь слезами и мужественно глотая кашу, все же примыкает к мнению одногодков и утверждает с галилеевским бесстрашием — «и все-таки она сладкая!»

Всяк заметит — описанные опыты не лишены выдумки и известного изящества. Но что бы там ни говорили, они ставятся над людьми. Что делать, когда экспериментаторский ажиотаж безгранично расширяет круг «подопытных», пользуясь подглядыванием, обманом, проникновением в тайны беззащитных в своей наивности людей? Где граница такого вмешательства? Где тот предел, после которого должен зажечься красный свет? Где черта, после которой, как бы ни подогревало исследовательское любопытство, нужно сказать — стоп?

До сих пор единственным критерием, единственным гарантом является личная порядочность психолога, его гуманистическое самоограничение.

Первой заповедью психолога, с которой начинается обучение профессии, является безусловное и беспрекословное выполнение главного условия — не навредить! Никто, кроме безответственного руководителя, не пустит человека на стройку, к станку, машине без тщательного объяснения правил техники безопасности. Никто не даст солдату в руки оружие, не разъяснив, как оно устроено, тщательно не проверив, знает ли он, где расположен предохранитель. А ведь психологический инструмент — тоже оружие, и в неловких руках может обрести разрушительную силу!

Предвижу вопрос читателя: зачем так подробно о психологической «кухне»? Ведь так можно отвадить многих, кто хотел бы обратиться к психологу.

Автор, однако, убежден, что чем больше будут знать люди о специфике психологического знания, тем более «зрячим» станет отношение к работе психолога. Сегодня есть еще немало людей, которые смотрят на него как на разновидность колдуна, с помощью магических упражнении видящего людей насквозь, знающего, что было, что будет, чем сердце успокоится. Это не так. И будет со всех сторон лучше, если психолога не станут путать с некоторыми любителями околопсихологических упражнений. Впрочем, это отдельный разговор.

В исповедальне

Психолог — не духовное лицо. Однако и ему приходится выслушивать человеческие исповеди. Ритуала отпущения грехов здесь нет, да и не затем ищут — ищут помощи, практического совета, сочувствия, иногда просто хотят выговориться, излить душу. Так или иначе, но роль доверительного собеседника приходится тщательно разучивать каждому, кто решил посвятить себя психологии.

Обращение к психологу не назначают, люди приходят сами: в психологические консультации (скажем, семьи и брака или психического развития детей), в психотерапевтические кабинеты или же просто ищут помощь, используя личные связи.

Какова сегодня потребность в консультативной и психотерапевтической помощи?

Статистика, которая касается такого рода болевых точек, у нас исстари не в почете, и думаю, что точных цифр не знает никто. Очевидно лишь, что людей, страдающих различными невротическими расстройствами, синдромами достаточно, а некоторые их формы (истерическая форма невроза, невроз навязчивых состояний и др.), по наблюдениям исследователей, имеют тенденции к росту. В каком же отношении к этой реальной потребности наших людей находится консультационное и психотерапевтическое обеспечение?

Образно ситуацию можно описать как некое подобие воронки, широким концом обращенной к реальным потребностям населения, а узким — к удовлетворению этой потребности, системе психотерапевтической помощи. Наша система консультационной и психотерапевтической помощи населению из-за своей малочисленности и, как следствие, маломощности просто неспособна удовлетворить существующий спрос.

Это, впрочем, особая тема. Как известно, природа не терпит пустоты. В соответствии с этим жизненным императивом профессиональные функции психотерапии сегодня берет на себя стихийная масса разнообразных психотехник, преимущественно дилетантского происхождения, разные паранаучные эрзацы. Чего тут только не используют: и исповедь другу (или даже первому встречному), чтобы «облегчить душу»; и советы-поучения «пожившего», адресованные в жизнь входящему; и участливо-любопытствующую опеку коллектива, общественных организаций, что утверждается над всеми «жаждущими» и «страждущими»; и практические рекомендации «как жить», разбросанные по страницам популярных журналов; и помощь доморощенных экстрасенсов, среди которых больше проходимцев и жуликов (чем людей искренних), смело берущихся за врачевание душевных расстройств, и «отечественных психоаналитиков», направо-налево толкующих сновидения и выспрашивающих интимные подробности личной жизни «пациента» с бесцеремонностью, которая подняла бы из гроба самого Зигмунда Фрейда, и многое-многое другое.

Так заполняется тот вакуум, который образуется из-за недостаточной активности и совершенства, а то и полного упадка, неразвитости психотерапевтической службы.

Спрашивается: отчего люди доверяются тем, кто часто на поверку оказывается человеком полуграмотным и нечистоплотным, одним из когорты новоявленных знахарей, которые еще до введения закона об индивидуальной трудовой деятельности открыли и активно эксплуатировали золотую жилу врачевания душ? Частично ответ уже дан — это маломощность наших консультационных и психотерапевтических центров. Нельзя сбрасывать со счетов и фактор обыденного сознания, который на поверку оказывается, что греха таить, сердцевиной мировоззрения некоторых людей.

Главенство обыденного сознания в психологической практике покоится на мощном фундаменте здравого смысла, для которого лучшей психотерапевтической формулой является программа, изложенная Б. Шоу в его «Дилемме доктора»: «Положитесь на меня. Не тревожьтесь. Питайтесь регулярно. Спите нормально. Мужайтесь... Надейтесь на будущее. Лучшее тонизирующее — очаровательная женщина. Лучшее лекарство — бодрость. Лучшее прибежище — наука», а наиболее рациональным рецептом — пропись Дж. К. Джерома: «1 фунтовый бифштекс и 1 пинта горького пива каждые 6 часов, 1 десятимильная прогулка ежедневно по утрам, 1 кровать ровно в 11 вечера. И не забивать себе голову вещами, которых не пони маешь» («Трое в лодке /не считая собаки /»). В духе времени пиво можно заменить стаканом крепкого чая. Куда хуже — со стереотипами массового сознания, в котором в избытке накопилось предрассудков, сохраняющих удивительную устойчивость и живучесть.

Врачам, облаченным в белые халаты, и психологам, не имеющим подобного форменного знака профессиональной принадлежности, сейчас верят порой меньше, чем знахарям всех мастей и разновидностей. Интересную трактовку этого феномена мы находим у Б.Д. Карвасарского: «Больные «медицинского лабиринта» посещают самых различных специалистов и их «медицинская» эрудиция повышается с каждым шагом. Они знают группу «своих» лекарств, очень быстро овладевают несложной динамикой их использования. Посещение каждого нового врача не привносит ничего ни в представление пациента о заболевании, ни о возможности излечения. Даже поднимаясь по медицинской иерархии — от участкового врача к профессору, этот опытный пациент уже почти все знает наперед. Другое дело — современный знахарь. Механизм его «целительных» действий больному неизвестен. Он не знает ни методов, ни приемов, которыми тот пользуется, а знает только, что «кому-то помогло». В этом его преимущество, и молва нередко склоняет чашу весов в его пользу, хотя очевидно, что в «терапии» современного знахаря в качестве основного фактора выступает эффект «вооруженного внушения».

<<   [1] ... [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39]  >>