А.В. Толстых. «Наедине со всеми: о психологии общения»

У психологов есть понятие «жертва». Каждой жертве соответствует «преследователь» и «спаситель». Это простейший драматический треугольник.

Бывают семьи, где роль «жертвы» играют дети. Входит дочь, бросает две-три фразы, и через пять минут все в семье начинают на нее кричать. Все или один из родителей выступают в это время в роли «преследователя».

Через полчаса все успокаиваются, и дочь тихим, нормальным голосом говорит отцу, что ей нужно то-то и то-то, что без этого она не может показаться во дворе... И папа дает ей то, что она хочет, выступая в роли «спасителя».

С помощью психолога эту ситуацию надо перевернуть; обстановка, отношения в семье изменятся, и все будут любить друг друга. Причем неважно, где возникает проблема, — в семье или на работе — психологи будут ею заниматься.

Психологи учат: не принимайте негативной ласки. Как это сделать. Существуют разные приемы. Скажем, людям, которые не умеют отвечать на постоянную агрессию, рекомендуется упражнение с пустым стулом, на который мысленно усаживают оппонента и все ему высказывают заочно. Потом уже легче это сделать в глаза.

Кого из нас после оскорбительного разговора не мучают внутренние диалоги? Идет человек по улице и размахивает руками, что-то доказывает. Психологи ему посоветуют: опишите то, что вас мучит. Может быть, все не так уж страшно...

В специальной литературе постоянно пишут о том, что растущий объем информации влияет на общество, изменяется не только технология, но и роль мужчины и женщины в обществе, значение работы в жизни. Концепции чести, совести, независимости, ответственности меняются. Все больше общество зависит от деятельности небольших групп людей, объединенных общей целью, интересами. Можем ли мы спокойно жить и выжить в меняющемся обществе, опираясь на старую «технологию» отношений? Вот в чем вопрос».

Впрочем, достаточно. Цитата и так затянулась, о чем не стоит особенно жалеть, ибо она вполне информативна, хотя и не с этой целью приведена. Оставим в стороне известный комизм ситуации — журналист рассказывает из самого Буэнос-Айреса о том, что легко можно узнать в Москве, Ленинграде, Одессе, Туле, Мозыре. Каждый человек в праве назначить первое свидание с психологией в любой точке. Гораздо важнее, что перед нами по сути восторженный отклик человека, проникшегося глубинным интересом к психологии и поверившего в ее огромные возможности. Для него уже нет вопроса: зачем он нужен, этот психолог?

Хотя Буэнос-Айрес отнюдь не относится к передовым психо логическим центрам, следует признать, что и там практическая психология развита едва ли не сильнее, чем в нашей стране. Поскольку ближайшее будущее сулит многим встречу с психологом не только в беде, но и в самых обыденных обстоятельствах жизни, то есть смысл подробнее познакомить читателя с особенностями его работы не утаивая и отдельные противоречия профессии, которые предстоит преодолевать вместе психологу и его пациентам.

У замочной скважины

Подглядывать — нехорошо. В детстве за это бьют. Взрослых за аналогичные привычки учат иначе, но тоже крепко. И поделом. Ведь суверенность человеческой личности, неотъемлемое право на тайну подразумевают неприкосновенность частной жизни, в том числе духовной. Отчасти от досужего любопытства нас ограждает уголовный кодекс, ограничивающий агрессивное вмешательство не в меру ретивых субъектов в нашу личную жизнь. Однако и гражданское право не всеобъемлюще, да и не все в сухом своде правил подлежит контролю...

Писатель Виктор Конецкий в своих «Путевых заметках с морским пейзажем» вывел образ некоего новоявленного путепроходца человеческих душ — социолога Петра Васильевича Шалапина, участие которого в отлаженной жизни команды парохода буквально на каждом шагу оборачивалось эксцессами, отнюдь не способствующими улучшению психологического климата в коллективе. Автора особенно возмущает — и совершенно справедливо — практика сбора компрометирующих фактов, которая «освящалась» авторитетом науки. Вместе с тем это ни что иное как новейший, усовершенствованный, а потому и наиболее гадкий вариант фискальства.

— Послушайте, Шаляпин, какое вам дело! И зачем вы лезете в чужой монастырь! — говорю я.

— Я — социолог. Ваш пароход — микромодель общества. Мне интересно наблюдать. Между прочим, ситуация повторяет здесь ту, в которой находился начальник отдела кадров у нас в НИИ. Он тоже вступил в связь с секретаршей.

— Вы наблюдали за их отношениями?

— Не только наблюдал. Изучал. Это моя обязанность.

— Совесть-то у вас — социологов — есть?

Конечно, совесть должна быть и у социологов, и у психологов, и... Любому человеку — кем бы он ни был по своей профессиональной принадлежности — она необходима. Бессовестный человек — сущий ад в общении, а если к тому же он наделен полномочиями...

Можно мучиться, краснеть, а можно действовать по шаблону, в соответствии с инструкцией.

Оставим пока в стороне вопрос — как психологу получить информацию. Остановимся на том, как получают.

Вот очень простой, но распространенный способ. Вы ставите перед ребенком или взрослым испытуемым задачу. Трудную. Даже невыполнимую. И удаляетесь, чтобы не смущать своим присутствием, ссылаясь на внезапно возникшую необходимость — «вас вызвали к телефону». Вы направляетесь к обратной стороне висящего в комнате зеркала, устроенного так, что с одной стороны оно зеркало, а с другой — обыкновенное стекло. Так называемое «зеркало Гезелла». Им широко пользуются экспериментаторы.

Удобство чрезвычайное: можно узреть много любопытного в этот широкоэкранный дверной глазок. Чувствуя себя неуязвимым для постороннего глаза, человек ведет себя естественно, проявляя зримо, независимо от своей воли как лучшие, так и худшие стороны своей натуры. Скажем, ребенку предлагают лопаткой совершенно прямой «штыковой» формы достать теннисный шарик из глубокого ведерка. Экспериментатор прекрасно знает, что задание невыполнимо, но его интересует не способ, с помощью которого оно выполняется, а общий рисунок действия испытуемого и главное — его отношение к ситуации. Понятно, что некоторые признаются в своей неспособности сделать то, о чем их просят; другие, запустив пятерню в ведерко и вытащив шарик, утверждают, что достали его лопаткой. Психолог делает свои выводы — он-то хорошо видел, как все было на самом деле.

Таким или подобным способом можно многое узнать. И узнают! При этом испытуемый—жуткое слово, ассоциирующееся одновременно с испытанием и пыткой — низводится до положения подопытного кролика, которым манипулируют в своих целях. В своих?! Да нет же, конечно, в научных. Впрочем, таковые настолько сливаются с личной заинтересованностью экспериментатора, что становятся по сути персональными.

Допустимо ли это? Допускается! Предполагается и даже освещается правом на научный поиск. Ведь требуются объективные показатели, а как их получить? Как отсеять личностные «шумы» — хуже — человеческую субъективность, присутствующую в каждом нашем действии, мысли и поступке?! Ведь если рассказать испытуемому — даже ребенку — об условиях опыта, то мы не получим заслуживающих доверия результатов! Вот и вступает в конфликт необходимость в правдивых данных с совестью ученого, который идет на заведомую ложь во имя святой истины.

Возникает классическая ситуация «двух моралей» — человеческой и исследовательской. Согласно первой признаются — и кто же станет их отрицать! — основные императивы морального поведения, согласно другой — во имя истины нарушаются элементарные этические каноны.

Имитируя опыты известного немецкого психолога Вольфганга Кёлера, блестяще доказавшего орудийный характер интеллекта человекообразных обезьян, психологи проводили подобные исследования с детьми. Причем условия опыта были в принципе аналогичными: на недосягаемой высоте подвешивали предмет непреодолимой притягательности — у обезьян это были бананы, а для детей конфеты. Достать их так просто было невозможно, но экспериментаторы предусмотрительно размещали в комнате всевозможные подручные средства (стулья, палки и т. д.), вооружившись которыми можно было решить задачу. Многие так и поступали. Лишь один мальчик, завидев любимую конфету, упорно прыгал в напрасной надежде сорвать «плод». На предложение экспериментатора, уставшего лицезреть столь тщетные попытки: «Ты не прыгай, а лучше подумай!» мальчик резонно возразил: «Чего думать — доставать надо!» и продолжал прыгать.

Мальчугану простительно — ему хотелось конфет. Но как быть с психологами, которые в описанной выше ситуации с ведерком и теннисным шариком изучали... генезис морального поведения детей! Логика здесь та же — «чего думать — изучать надо!» И опыты — блестящие по научным канонам, очень показательные и достоверные, были проведены!

Нельзя сказать, чтобы психологи не задумывались над моральной стороной дела. Замечено, что сформировалась специфическая «лабораторная культура поведения», в контексте которой проходит эксперимент. Самой характерной чертой взаимодействия (общения) исследователя и испытуемого является их неравный статус. Конечно, все мы инстинктивно отдергиваем руку, случайно схватившую ручку горячего чайника, но не всегда действия, направленные против нас, столь очевидны. Это и используется в экспериментальной практике. Заставить человека «открыть душу» непросто, но очень просто обмануть.

<<   [1] ... [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39]  >>